В интернет-пространстве Севастополя появилось интервью с Романом Мархолиа, представленного зрителям, как «режиссёр и абсолютно севастопольский человек»: «…о городах, о сценах и, конечно, о театре…»,
Вопрос от ведущей: «За эти годы… жизни… наблюдения за Севастополем… Севастополь меняется, как спектакль, как действо, или меняются только декорации…, становятся более современнее…, сюжет разыгрывается тот же...? драма та же…?».
Судя по вопросу, ведущая решила разыграть в студии клоунаду абсурда, которую поддержал «абсолютно севастопольский человек».
Специально для ведущей: Севастополь никогда не был, не является и не станет спектаклем.
Потому что театральщина, это одна из форм виртуальщины, где сценическая постановка представляет собой абстракцию и весьма часто смесь драматургической надуманности, придуманности, ирреальности, глупости, фарса, порой дурновкусия, местами откровенной вульгарности с порнографией, при случае – галиматью, да и прочие издержки «сдвигов по психологической фазе» у большинства театральных деятелей представлены в театральщине, как говорят, «в полный рост».
Севастополь же – это всегда ИСТОРИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ без всякой наигранности и кривляния на «подмостках» истории.
Недаром, особенно актёров, порой отказывались хоронить в «церковной ограде». В силу профессионального лицедейства, как ежедневного УБИЙСТВА на сцене своей души в личине других людей.
Как сказал Иоанн Златоуст: «Театр – училище страстей».
А Иоанн Кронштадтский уточнил: «Театр – дело опаснейшее для души человека».
С такими утверждениями можно соглашаться или не соглашаться.
Но порой из уст «маститых»(!) актёров можно услышать, что злодеев, кои духовно ближе к чёрту, им играть комфортнее(!) и интереснее(!), чем нормальных людей, над судьбами и поступками которых более «довлеют» ангелы.
Ведь: «…Тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои».
В театре же человек в профессии актёра сознательно разрушает храм своего тела, и кривлянием в «гениальности перевоплощения» калечит душу свою, живущую в его теле по воле Бога.
Драматург создаёт актёрам соответствующую «форму разрушения» в виде пьесы, а режиссёр эту форму воплощает уже на сцене в сам акт разрушения.
Постановка задачи – сыграть другого человека!.. – придуманного или настоящего, по сути своей являет собой сознательное, самим же актёром, провоцирование собственного психического заболевания с симптомами раздвоения личности. Или многократного её расслоения…
И вот эти психические пациенты заполняют экраны телевизоров или мониторов компьютеров рассуждениями о добре и зле, о нравственности и безнравственности, о своей высокой миссии, своём единоличном праве быть «эталонами» для подражания, «примерами» для людей…
Театральные деятели с глубокомысленным видом рассуждают о грузе государственного и общественного бремени на своих плечах, из коего именно они, типа, формулируют обществу некие истины в последних инстанциях.
Наставляют. Поучают. Раздают советы о том, как всем надо жить «правильно». А что могут ПО-НАСТОЯЩЕМУ правильного они сами?
В реальности бытия, а не в виртуальности абстракции?
Да НИ-ЧЕ-ГО!
Только кривляться «в образах»…
Порой мужчинам – в женских, и – наоборот.
Вот и кишит актёрская и около театральная среда алкоголиками, неврастениками и прочим «атрибутами человеческих пороков»…
И так далее и тому подобное, как «из КВН» про: «…когда я играл царя… а я Бога!...».
Возможно, что вышеизложенные суждения кому-то не понравятся. Скорее всего, так называемой, театральной публике.
И что?
Можно подумать, что всё общество в целом – это одна «сплошная театральная публика».
Отнюдь – имеются и другие.
Которые, например, с брезгливостью наблюдает, как в «телевизоре» показывают «страдания»(!) очередного у ворота кладбища «заслуженного» актёра, но пока ещё здравствующего в возрасте дряхлого дедушки, которого «нахлобучивает» на деньги или недвижимость очередная молодая бабёнка в возрасте внучки, «притулившаяся» к дедушке любящей жёнушкой.
«Высокие» отношения. «Высокие» чувства. «Пример» для подражания.
Ну да, ну да… Ромео с Джульеттой – скромно «отдыхают» в сторонке.
Или как «кодло» родственников, опять же «в телевизоре», рвёт друг другу глотки за наследство ещё какого-нибудь «великого» актёра.
Тут уже явно очередной «король лир и битва родственников у его квартир».
Типа, «эталон» взаимной любви! Ну да, ну да…
Впрочем, мы немного отвлеклись.
Вернёмся к Мархолиа и послушаем «мастера режиссуры».
Мархолиа: «Ну-у-у…, это такая тема, которую я… последнее время… мммм.… мусолю(!)… ха-ха… я б сказал так. Но она меня волнует действительно. Ну!.., так как я приезжаю в Севастополь периодически и мне, наверное, заметнее, чем тем, кто здесь живёт… ээээ… движение…изменение… Я к Севастополю отношусь очень так… как бы чутко(!)… Он мне дорог. Он родной город… ммм… поэтому я могу сказать, что Севастополь, на мой взгляд, переживает очень сложные период… ».
Если что-то «чутко мусолишь», то, бесспорно, получается много пены и порожняка. Особенно, если делаешь это наездами.
Это же КАК надо чем-то дорожить, чтобы это дорогое наездами мусолить?! И нам, «кто здесь живёт», судя по мнению Мархолиа, вообще ничего не заметно: что тут у нас и как. А ему – виднее. И не просто виднее, – а «понятнее».
«Понятнее», что город переживает сложный период, но Мархолиа, в ну о-о-о-о-чень для него «дорогом городе», предпочитает бывать наездами, а не разделять ежедневно вместе с севастопольцами «сложный период».
И это – «абсолютно севастопольский человек»!?
Мол, вы тут «воюйте», а как «победите» – тут и я тут как тут: с барабаном на шее и громко кричащий: «мы» победили!
Мархолиа: «Конечно, когда была перспектива… мммм… преобразований… там… всякие политические вещи… Они были более ясные, понятные… на мой взгляд... городу… Когда произошёл… когда был перейден этот рубеж… дальше… и Севастополь, в общем-то, сплотился, для того, чтобы случилось то, что случилось. Но потом инициатива перешла… ээээ… к внешним силам. Во многом. Наверное по другому и быть не могло… Потому что Севастополь стал встраиваться в общую систему. И вот здесь произошла некоторая ломка, на мой взгляд… Что, наверное, то же естественно. Но, я вижу, что сейчас Севастополь при колоссальных вливаниях… энергии… материальных средств… человеческих ресурсов… он немножко находится в таком… внутренне напряжённом состоянии. Потому что энергия внутренняя сейчас задавлена. На мой взгляд… Она никак не может сформироваться в том новом пространстве, которое его окружает, в которое он поглощён… ».
Итак – в логике Мархолиа – в 2014 году «при всяких политических вещах» у города была перспектива, а вот теперь «энергия города задавлена».
Если именовать свою Родину «общей системой», то, естественно, для человека, у которого в душе понятие Родины отсутствует в принципе – это ломка. Ежедневная, ежеминутная.
Потому что, с одной стороны, у БОЛЬШИНСТВА окружающих такого «духовного наркомана» Родина есть, а у него, вместе неё – «общая система».
Система чего?
И насколько она, «система», для «театрального деятеля» максимально общая с «общечеловеческими ценностями», настолько же она отдалена от России и Севастополя. На мой взгляд, слушая Мархолиа, вполне можно было понять вот эту женщину «со Пскова».
Только странница чуть адреса перепутала – вместо к Светлане Косиновой в студию – зашла на квартиру к профессору Преображенскому:
Мархолиа: «Мне кажется, что Севастополь всегда был очень… мммм… самодостаточным, в каком-то смысле, городом. С непосредственной связью со столицей. И это было два полюса – столица и Севастополь. А сейчас он в каком-то смысле подчинён полностью. Его… вот собственная энергия, собственное лицо немножко потерялось. На мой взгляд… Но это тоже, мне кажется, такая… временная история...».
Мархолиа!
Севастополь НИКОГДА не был «полюсом», тем более с «другим знаком заряда энергии» относительно «столичного полюса».
Севастополь всегда был одним из немногого числа городов России, в котором ВСЕ «полюсы» истории России политы кровью СОТЕН тысяч её подданных и граждан из всех уголков нашей империи ВНЕ этнического, сословного или религиозного отличия между ними.
Севастополь не может «потерять лица», потому что прошедшее время даёт правильные ответы для настоящего и позволяет предвидеть будущее. А правильные ответы о Севастополе, Мархолиа, состоят в том, что «подчинённость» города, как ГЛАВНОЙ базы ЧФ РФ, то есть подчинённость ДОЛГУ оставаться защитником своего Отечества и есть не «временная история» города, а постоянный смысл его души и государственного предназначения.
Мархолиа: «Я вижу, сколько всего происходит для того, чтобы Севастополь снова приобрёл почву под ногами. Но надо, чтобы люди, которые здесь живут, почувствовали себя опять уникальными… Я имею ввиду, чтобы здесь стало происходить то, чего нет на всём пространстве России… Чтобы он был уникальным, не провинциальным и …мммм… в чём-то первым…».
Видеть и понимать о «чём-то первом», Мархолиа, это разные вещи.
Если в Севастополе начнёт происходить «невиданная нигде в России небывальщина», то от этого потеряет и Россия, и Севастополь. Уникальность Севастополя – в его более чем двухвековой преемственности в виде военно-морского форпоста на южных рубежах России.
И всё, что должно происходить в Севастополе – это возрождение его в статусе именно Главной базы ЧФ РФ, а не в образе «федерального» кафешантана с массовыми экзотическими представлениями в нём.
Севастополь никогда не стремился быть вызывающе первым, но и никому не уступает в ратной славе среди остальных городов России:
Севастопольское братское кладбище
Какой тут дышит мир! Какая славы тризна Средь кипарисов, мирт и каменных гробов!
Рукою набожной сложила здесь Отчизна Священный прах своих сынов.
Они и под землей отвагой прежней дышат… Боюсь, мои стопы покой их возмутят, И мнится, все они шаги живого слышат, Но лишь молитвенно молчат.
Счастливцы! Высшею пылали вы любовью: Тут что ни мавзолей, ни надпись – все боец, И рядом улеглись, своей залиты кровью, И дед со внуком, и отец.
Из каменных гробов их голос вечно слышен, Им внуков поучать навеки суждено, Их слава так чиста, их жребий так возвышен, Что им завидовать грешно…
А.Фет.
Можно сказать иначе, но сложно выразить СМЫСЛ нашего города лучше этих строк Афанасия Фета.
Смысл, который СНОВА проявился и позже этих строк – в 1941-44 годах.
Как и по-своему явил себя в иных обстоятельствах уже «Русской Весны» 2014 года.
Но в неизменном в веках предназначении Севастополя – защищать и объединять Русский Мир.
А вот искать другое понимание Севастополя, Мархолиа, – это и есть театральная бессмыслица.
Ведущая: «Если город это драма, это какой-то спектакль, это… у которого есть режиссёр, есть актёры, есть… там… труппа…».
Мархолиа, перебивая даму: «Севастополь это – герой драмы. Он не второй персонаж. Он не субретка, не благородный отец, не купец. Это герой, который рождён, чтобы либо победить, либо погибнуть… В общем, это герой, который выпрыгивает из будней. Это герой, который ведёт вперёд. Вот в Севастополе есть эта миссия. И он должен, мне кажется, ей соответствовать. Иначе он теряется…».
Мархолиа!
Погибнуть – дело нехитрое. А вот победить и остаться в живых – это сложнее. Ещё сложнее погибать, не видя победы, но веря, что она будет. Не при твоей жизни…
Севастополь – это не драма, Мархолиа.
Севастополь – это трагедия трагедий.
Трагедия тех бойцов, которые при двух его оборонах вроде бы как город сдали, но веря в неизбежную победу НАШИХ после, дрались до конца. И победу ту не увидели, приняв смерть в бою. Это, Мархолиа, подвиг.
А подвиг – это не театр.
И Севастополю миссия снова становится под внешний удар, и погибать в бою – не нужна.
Да и драма, Мархолиа, это когда она бросила его, когда узнала, что он гей.
Для режиссёра не понимать столь очевидные вещи про «драмы» и «трагедии», – это расписываться в собственной профессиональной непригодности. Как театрального режиссёра.
У Севастополя миссия не вести вперёд, а миссия не дать размазать народную память о подвиге народа в Севастополе в «прыгающих буднях»…
Это у самого Мархолиа смыслы прыгают каким-то судорожным галопом.
Послушаем: «Культура, которая идеологически ведёт…(!?) Севастополь должен быть городом, который смотрит в будущее…(!?) Надо, чтобы после бурь всё немного устаканилось: надо построить дороги, железобетонные конструкции…(!?), основа…(!?) надо понять, куда дальше…(!?)».
А что тут понимать, Мархолиа?
Если, «чтобы устаканилось» – тогда на приём к «доктору от пьянства». Если «строить железобетонные конструкции» – тогда на стройку к бетономешалке. Если «строить дороги» – тогда на дорогу с лопатой.
А все остальные города – куда смотрят, Мархолиа – «в обратное»?
Да и культура никогда не было идеологией и, тем более! – не в состоянии её за собой вести.
Вот что у человека в голове?
На языке понятно – демагогия. А вот в голове – что? Если с уст его срывается в открытый эфир подобная абсурдиада: «А дальше надо думать, как бы, о дальше… Вот сейчас я бы думал о том, как из Севастополя сделать очень… в этом смысле… современный… в каком-то смысле открытый современности город. Потому что вот эти сваи(?!), которые забиты(!?), они уже позволяют это… Опора уже чувствуется. Дальше надо раскрываться… Надо приглашать сюда интересных людей… Заманивать их… Давать квартиры… Давать возможности… И формировать здесь… Севастополь свой ресурс человечески имеет…».
Мархолиа!
Так приглашать «на квартиры» интересных людей с материка, или использовать севастопольский человеческий и творческий ресурс для «осовременивания» города своими силами и усилиями?
Почти по классику: «Быть иль не быть? Вот в чём вопрос…».
Тем более, когда для Мархолиа: «Пушкин всегда прост. Всегда это немножко сказка…». Да, на фоне всегда(!?) простого(?!) А.С.Пушкина изложенное самим Мархолиа – вульгарно примитивно.
Особенно в восприятии людей, не страдающих сплетением мозговых извилин в ахинейский гордиев узел.
Ну и далее, слушая Мархолиа про его театральные планы потрясти и сотрясти города своим «режиссёрским копание вглубь» и «напором вширь», как ни вспомнить:
Занавес… Или саван?
Экзорцист
Свежие комментарии